Короткие обвинения
В 2007 году студент первого курса ВГИКа (экспериментальная мастерская Алексея Учителя и Алексея Гелейна) Иван Твердовский снял небольшую десятиминутную учебную работу «Святая канавка» (прим. святая Канавка – святыня Дивеевского монастыря в Нижегородской области). На самом деле – полноценный короткометражный фильм, в котором сегодня можно прочитать многие сквозные мотивы и темы его творчества. Сюжет там прост: слепая девочка Кристина погружается в купель, потом проходит по мостику над святой канавкой за руку со взрослым мужчиной, рассказывая о своей жизни, а в финале её укладывают спать по возвращении в интернат.
Уже здесь можно на уровне киноязыка увидеть характерное разделение всех действующих лиц на два поколения – «старших» и «младших»: камера находится на уровне лица Кристины и пятится назад в течение всего действия. Мы с ней, а не со взрослыми. Лицо мужчины, который идёт с Кристиной и задаёт ей дежурные вопросы, мы увидим всего на секунду, ближе к концу фильма. Камера посмотрит на него снизу вверх без особого интереса и скорее вернётся к героине. Мы с Кристиной, а не с ними. Кто такие взрослые? Это родители Кристины, которые её бросили в интернате, предали. Этот мотив предательства по отношению к детям останется у Твердовского навсегда. Взрослые – это чужой мужчина, который проведёт Кристину по канавке и забудет о ней. Она слепа, он ведёт её куда-то – этот мотив тоже останется, старшие вечно будут тащить куда-то своих детей в будущих фильмах, а те будут слепо им доверять. Причём чаще всего себе на беду. Ведь и здесь чуда не случится, девочка не прозреет, хотя сделает всё, что ей велели, выполнит заведённый для неё ритуал. Но законы жизни, устроенные старшими, не работают, они фальшивы – не раз прокричит нам с экрана Твердовский. Здесь он ещё серьёзен, а дальше вступит в дело беспощадный сарказм. Режиссёр тяготеет к обобщениям, у него никогда не «просто герой», не «просто трагедия», у него сразу публицистика: титрами нам сообщают и название интерната, что сразу переводит сюжет в область общественного. Раз интернат, то таких детей много. Это уже не Кристина, это они, а она – собирательный образ. Наконец, место и образ действия – тема столкновения христианства и жизни, рая и ада. Дивеево – рай, жизнь слепой сироты – ад, как ни крути. Незаслуженный, но девочка принимает его со смирением и жертвенностью, мы всё это не раз ещё увидим. Но сразу происходит отход от канонов и правил, навязанных старшими: оказывается, по канавке надо идти, читая молитву (узнаём мы из титров), а девочка просто рассказывала о себе. И это было честнее и чище, чем если бы она твердила заученные слова. Дети вообще чисты, а все их грехи – от взрослых, убеждён Твердовский, судя по его фильмам. Запомним и этот момент.
Каждый студент мастерской Учителя снимает по два фильма в год. Мы выберем только самые показательные из них. Первый «Словно жду автобуса» (2009 год) – мокьюментари, с которым Твердовский сначала объехал фестивали документального кино, в том числе самые престижные, а затем и игрового, включая «Кинотавр». В фильме трое не вполне трезвых юношей едут на машине по провинциальному городку в поисках приключений. На остановке они видят девушку, предлагают подвезти, но в итоге доставляют ее «на хату» к своему другу, где напаивают, а следом по очереди фактически насилуют её в соседней комнате, после чего счастливо отрубаются. Девушка наутро просыпается, тихонько убирает со стола и идёт дальше ждать своего автобуса. А мы слышим её закадровый монолог о том, что автобус всё равно не придёт, а так хочется, чтобы кто-то уже приехал. Затем идёт титр, сообщающий количество таких городков в России. Опять собирательный образ, публицистика. Кстати, впоследствии Твердовский поменял финальные титры к фильму: у него на канале Vimeo сообщение о 250 тысячах населённых пунктах убрано, а вместо представления героев как реальных людей с указанием возраста и места работы/учёбы, идут стандартные надписи с именами. Нейтральное выражение «в фильме снимались» позволяет зрителю самому решить – игровое кино он смотрел или документальное. Но посвящение «всем, кто ждёт автобуса» осталось – это манифест поколения.
Здесь интересно, что в своих диалогах ребята транслируют недоверие к взрослому миру, куда им сейчас приходится входить. Кто-то из них работает, но работа не клеится. Девушка учится на бухгалтера, но парни рекомендуют этого не делать – слишком тяжёло. А автобус не придёт, потому что водитель пьяный. Иначе говоря, ребята не виноваты, что устраивают пьяные оргии. Их к этому вынуждает взрослый мир, не предлагая никакой альтернативы. Поколение, которое предоставили самим себе, в стране, где холодно, автобусы не ходят, а ехать некуда и незачем, кроме вписок к таким же, как ты. Работы нет, зарплаты нет, «красивых людей» – тоже. Здесь прослеживается и образ святости и жертвенности – девушка убирает грязную посуду своих насильников, как христианские праведники молились за своих палачей. Она не просто так одета в белую куртку, которую она, как ангел крылья, снимает на входе в квартиру, а потом «упархивает» оттуда снова в ней.
Конечно, всё это чистой воды провокация, и само присутствие камеры, на которую никто не обращает внимания, сразу выдаёт постановочность и снижает доверие. Твердовский впоследствии это учтёт. Например, в «Болевых точках» (2010 год) режиссёр сразу заявляет себя как друга и доверенное лицо героини. Маша – актриса, у которой никак не клеится учебный спектакль. Педагог ругает девушку за невосприимчивость, ему не нравится всё, что она делает, и героиня решает порепетировать со своим партнёром по спектаклю на дому, а заодно переспать и лишиться девственности, потому что «иначе не получится раскрыться». Мешает комплекс: уже 21 год, и до сих пор ни с кем «не было». Получается, взрослый толкает девушку в постель – опосредованные насилие и манипуляция. Христианская тема вводится самым неожиданным образом: волнуясь, девушка идёт в храм и молится, чтобы секс всё же случился и ничего не сорвалось. Причём перед этим Твердовский ставит встык рискованный план со средним пальцем, монтируя его с иконой. Это или авторская ирония по отношению к наивности героини, или спокойная констатация семантической уравненности символов «низовой» и «высокой» культуры. Героиня даже окунается в прорубь на Крещение, чтобы уже наверняка заручиться поддержкой свыше. «Взрослые» за кадром дают советы и посмеиваются, потому что она «делает это для светлых целей, для чего-то хорошего». А поскольку Маша в известной степени святая, то в финале сообщает автору, перед этим проводившему девушку до дверей партнёра по спектаклю, что в итоге они не переспали, но всё равно спектакль получился, а значит, цель выполнена.
Одиночество, безвыходность, экстремальные способы противостояния нечестному и иррациональному взрослому миру обнаруживаются и в других учебных работах Твердовского. Чаще всего это опасный эскапизм. В «Собачьем кайфе» (2013 год) рассказывается о жуткой детской забаве. В первой же сцене мы видим, как её пробует та самая Маша, героиня «Болевых точек», она и здесь среди ключевых персонажей. Дети часто-часто дышат, а потом кто-нибудь резко перекрывает горло, и от нехватки кислорода наступает кайф, обещанный в названии фильма. Дело может закончится едва ли не летально, но ребят это не смущает. Остальные забавы не приносят удовлетворения, хотя альтернативы есть: они балуются с домофонами, курят кальян, рисуют граффити на асфальте. Но всё как-то не так. Выхода нет, только в трансцендентное, и собачий кайф – это, конечно, метафора, потому что в собачьей жизни (или «Собачьем мире», прозрачный намек Твердовского на мондо-хит Гвалтьеро Якопетти) лишь такое наслаждение и может быть. У главного героя проблемы с девушками, зато когда он задерживает дыхание, он в галлюцинациях видит красавицу и целует её. А Маша в этот же момент кричит, что видит ангелов, и они сказали, что она – дура. Это опять выход в христианский контекст. А в конце привычный выход на поколенческий дискурс – титр с сообщением о том, что от игр с удушением в мире ежегодно погибает более 1000 детей, а в России статистика не ведётся. Читай: мы вообще никому не нужны, наши жизни даже не считают.
В мокьюментари «Снег» (2011 год) мы знакомимся с сельской учительницей Ольгой Николаевной Трескуновой. Её играет известная театральная актриса и педагог Щуки Наталья Павленкова (имя появится в финальных титрах), и это начало длительного сотрудничества с Твердовским – впоследствии она сыграла во всех полных метрах режиссёра. Но мы об этом как бы не знаем, потому что в кино актриса до этого снималась мало и без главных ролей, поэтому легко принять вымышленную историю за правду. Ольга Николаевна ведёт уроки, ученики «дают интервью» об учительнице, отмечая между прочим её непростой характер. А Павленкова окончательно запутывает зрителя, заранее объявляя своим ученикам, что «у нас сегодня в школе снимается кино». Эффект полного погружения, не прикопаешься. Камера следует за героиней, которая неожиданно для нас вдруг покупает у своего зятя «снег», то есть наркотики, после чего отправляется домой и скармливает их своей дочери. А нам объясняет, что дочь наркоманка, и пусть лучше она сидит дома и принимает кокаин под присмотром, чем будет продавать своё тело за очередную дозу неизвестно где. То есть, ловила-ловила девочка собачий кайф, а теперь мама сама взялась за это. С одной стороны, вроде, помогает и заботится, с другой – оказывает девушке медвежью услугу, фактически предаёт её, сама же убивает. И виноватой себя, кажется, не чувствует. Чтобы мы ничего не упустили в его мысли, Твердовский после этой «исповеди» пускает общие планы детей в школе. Чему их научит эта женщина? Что их ждёт? Кто им поднесёт дозу и по какой цене? Если можно было придумать лучший пролог к полнометражным картинам следующих лет, то это был именно он.
Большие формы
Уже в дебюте Твердовского «Класс коррекции» (2014 год) можно отметить новые, но вполне вытекающие из предыдущих работ черты. Во-первых, мотив белой вороны. То есть если раньше любая частная драма была вписана в некий статистический ряд, являлась только проявлением всеобщего правила, то теперь возникают герой или героиня-одиночка, которые бросают вызов системе. Во-вторых, собственно система. Имеется в виду, что метод индукции представлен не титром в финале и не размышлениями персонажей вслух за кадром, а полноценной развернутой метафорой, вполне законченной и не оставляющей пространства для иных толкований. Мир «старших» у Твердовского лежит во зле, пожирая молодые светлые души, и режиссёр своим кинематографом объявляет такому миру войну, начинает свой «крестовый поход детей», заранее обречённый на провал.
Героиня фильма Лена (Мария Поезжаева) – колясочница, которая после многих лет домашнего обучения получила место в классе коррекции. Освободилось оно, потому что учившийся там мальчишка заигрался в очередную разновидность «собачьего кайфа» (об этом ниже) и погиб. Мы ещё не знаем, но уже догадываемся, что Лена – «ангел», не испорченный нахождением в человеческом сообществе, спускается в ад. Дома она была окутана любовью матери – её играет Наталья Павленкова из «Снега», там дочь её героини тоже сидела дома, и наркотик тоже был приправлен ложной заботой. Теперь настало время выйти в серый безрадостный мир и познакомиться с его обитателями. В коррекционном классе ребята со всевозможными отклонениями, многие из которых заметны не сразу. Лена влюбляется в самого нормального на первый взгляд – его играет Филипп Авдеев (он впоследствии сыграет у Твердовского в «Конференции»). Актёрский состав фильма во многом состоит из артистов «Гоголь-центра», за счёт этого ощущение микросообщества ярких индивидуальностей здесь возникает очень быстро.
Учащиеся класса отличаются тем, что чрезвычайно болезненно переживают переходный возраст, необходимость вступления во взрослую жизнь. Оттого пьянки, курево, мат, секс и другие атрибуты мира «старших» у них выглядят особенно уродливо, неказисто. Они им не свойственны, им их навязали эти самые старшие. Весь класс – это свидетельство большой лжи, как с документальной точностью в деталях последовательно доказывает нам Твердовский. А дети, в сущности, невинны и праведны. Им просто не объяснили, их не воспитали, перед ними виноваты. Апофеозом столкновения с миром старших является та самая опасная игра, о которой было сказано и в которую, понятно, придётся сыграть и Лене. Нужно лечь на шпалы под проезжающим сверху поездом и не шевелиться, пока он не унесётся вдаль. Великолепный образ: злой взрослый мир несётся на тебя, и если не прижаться к земле, не спрятаться, то он тебя уничтожит.
Метафора здесь сложная, многоуровневая. Класс коррекции – это часть школы, где институционально сегрегируют тех, кто отличается от других, но никак им не помогают. Поезжаева превосходно передаёт танталовы муки девочки, которая пытается без пандуса преодолеть препятствие обычной школьной лестницы, заранее исключающей чью-либо недостаточную мобильность. Это как рубеж против неугодных. Строили школу старшие, распоряжаются ей тоже старшие, да и родители с ними заодно. Все они как бы заботятся о детях, но на деле мучают их, загоняют в придуманные ими прокрустовы ложи, перекраивают под себя или убивают – пусть опосредованно, но зато буквально, не только символически. В общем, Лене в этой тупиковой модели ничего не останется, кроме как перейти обратно в статус ангела: в финале она, пережив все возможные унижения, исцеляется и сходит с коляски, фактически возносится обратно на небо. А мир остаётся всё так же лежать во зле, и в координатах фильма вся страна (или планета) – это бесчеловечная и безличная (надличная?) душегубка, для которой её жители – сплошь ученики класса коррекции (других детей в фильме мы и не видим).
Неожиданную (и пока самую неожиданную во всей фильмографии Твердовского) форму принимает «ангел» в следующей картине «Зоология» (2016 год). Это, на первый взгляд, мир «старших», в которых «детей» нет. Главная героиня – одинокая женщина в возрасте (Наталья Павленкова), которая живёт с пожилой матерью. Она работает в зоопарке, и все коллеги постоянно издеваются над ней. А потом в один прекрасный день у неё вырастает хвост, жить становится совсем невыносимо. Нашёлся мужчина, который полюбил героиню, но потом выяснилось, что ему был нужен только её хвост, а не она сама.
Если повнимательнее всмотреться во всё это, получаем параллельный перенос «Класса коррекции», только в качестве метафоры не класс в школе, а зоопарк. Здесь все дикие, все – звери, царствует закон джунглей. Коллеги героини также буллят (прим. буллить – издеваться) её, как и ребята в прошлом фильме, словно это не «старшие», а дети в чужом обличье, словно в «Сказке о потерянном времени». «Старших» тут, в общем, и нет, кроме матери главной героини, с которой отношения сложные, с обидой, непониманием, непреодолимой границей. Любви со сверстниками не получается, потому что все слишком незрелы и инфантильны и не очень понимают, что такое эта любовь. Зато хвост – это куда более очевидно. Выделяешься из толпы – получи презрение и славу. И всё, что можно предпринять в таком положении, это полюбить себя вместе со своим хвостом, принять свою инаковость и неизбежное одиночество. Другого выхода тут не предполагается, Твердовский вообще чрезвычайно пессимистичен.
Фильм «Подбросы» (2018 год) возвращает нас в более привычную систему координат. Есть интернат, где дети придумали странное развлечение: одного из мальчиков, доброго и чистого «ангела» Дениса, они регулярно истязают, а он позволяет это делать, потому что не чувствует физической боли (как Плюмбум у Абдрашитова). Это такое возвращение в класс коррекции. Но эти дети невинны, потому что они практически в тюрьме. Таких подкидышей одни взрослые бросили, а другие заточили. И что после этого остаётся делать? Придумали себе забаву, какую могли. Но у Дениса вдруг появляется надежда: его молодая ещё мать Оксана внезапно объявляется и забирает парня из интерната. Более того, женщина всячески показывает, как любит сына. У них странные отношения, почти инцестуальные, пропитанные Эдиповым комплексом, извращенные и нежные. Однако довольно скоро становится понятно, что мать предала Дениса, отказавшись от него, а теперь предает тем, что использует его в своих целях. Денис думал, что она – часть его мира (поэтому и разница в возрасте между ними в фильме сглажена), а на самом деле она принадлежит миру старших. И этот мир придумал великолепную схему использования таких наивных мальчишек, как Денис. Он бросается под автомобили на дороге, водители решают, что сбили парня, и платят огромные отступные, чтобы не сесть в тюрьму. Денис боли не чувствует, ему всё равно, а Оксана и её друзья менты живут за его счёт припеваючи, собираются в дорогих клубах и строят планы на будущее. Грандиозное предательство сыновей матерями вновь возносится вавилонской башней в центре сюжетного стержня Твердовского. Все дети – подбросы. Сначала из подбрасывают в бэби-бокс приютов, потом – под машины. А если дети отказываются участвовать, то их просто выбрасывают на улицу. Все взрослые повязаны, все виновны, они знают это и пугливо кучкуются друг с другом, перемещаясь из одной локации в другую, фальсифицируя медицину, суды, полицию, образование, власть. Всё это построено на лжи и на принесенных в жертву детях, убеждён Твердовский.
Наконец, «Конференция» (2020 год), последний на сегодняшний день полный метр Ивана Твердовского. Главная героиня – таинственная монахиня, которая решает провести вечер памяти жертв теракта на Дубровке прямо в театральном центре, где много лет назад боевики захватили зрителей и артистов спектакля «Норд-Ост». Монахиня – наподобие ангела, кроткая, тихая. Только почему-то её ненавидит вся семья. Как бы то ни было, она находит тех, кто когда-то выжил после теракта, собирает их в зале и начинает странный эксперимент-реконструкцию. Она сажает рядом с собравшимися манекены, которые символизируют убитых родных. И предлагает попытаться вместе восстановить в памяти каждую секунду теракта, рассказать всё, что только возможно. Примечательно, что это не декорация. Зал реальный, и там сидят Филипп Авдеев (который играл в «Классе коррекции») и Роман Шмаков. Оба актёра «Гоголь-центра» были среди реальных заложников и смогли бежать. Их присутствие в фильме и предоставление права слова полностью запутывает зрителя, который уже не понимает, где заканчивается игра и начинается документальность. Соответствуют ли фактам рассказы персонажей? Может, это вообще вербатим и актёры читают реальные монологи очевидцев? Мы этого не знаем. Только видим, что у «старших» опять проблемы. Начиная с того, что директор центра (Ян Цапник даёт больше сарказма, чем иронии своему герою) не хочет никаких вечеров памяти и обзывает происходящее конференцией, и заканчивая тем, что, как мы быстро понимаем, главная героиня, монахиня (естественно, Наталья Павленкова), сбежала от боевиков через окно туалета, оставив в зале своего сына. Он погиб – она выжила, и теперь она замаливает грехи в монастыре, да ещё и решила зачем-то устроить вечер-спектакль. Там даже цитируется знаменитый кадр Эйзенштейна с коляской, съезжающей по лестнице, тоже символа предательства старшими младших, невинной жертвы неизвестному богу. Религия в «Конференции» если не высмеивается, то точно не выступает окончательным решением. Монашество героини – бегство от самой себя и от ответственности, а не спасение. А кадр со священником, отпевающим жертв теракта, заканчивается панорамированием и останавливается так, что горящая свеча оказывается на уровне его ануса. Это чисто карнавальный снижающий приём, хотя сам Твердовский утверждает, что этого смысла в сцену не закладывал. Но смысл есть и вполне ложится в парадигму его творчества. В финале Твердовский окончательно разоблачает героиню и её подрясник. Монахиня возвращается домой и видит, как санитары выносят тело её мужа. За ним бежит дочь, но женщина бросается прочь – в этот раз она бросает свою дочь, которой так нужна в данный момент. Как когда-то бросила сына. «Младшие» в этом фильме представлены на втором плане, потому что они – просто жертвы, мертвые или живые, не так важно. Старшие – это лживые самооправдания и многословные ужимки, никак не оправдывающие ни их действия, ни бездействие.
В качестве постскриптума можно сказать, что в настоящий момент Иван Твердовский снимает фильм «Наводнение» по мотивам повестей Евгения Замятина «Север» и «Наводнение». По сюжету 17-летняя девушка, по всей видимости, станет жертвой своих же родителей, а Твердовский намекает, что в фильме будут мотивы «Русалочки» Андерсена. Похоже, что большой метароман, который пишет этот режиссёр, получит ещё одну главу, стилистически не выпадающую из общей канвы. А про своих родителей Твердовский, кстати, говорит, что у него с ними всё в порядке и он часто ездит к ним на дачу.
